Записки очевидца: грабежи и бои за Слуцк в 20-е годы прошлого века

23 октября 2021, 09:00

Записки очевидца: грабежи и бои за Слуцк, Слуцк — Руины Слуцкого коммерческого училища в 1920 г. Остов его так и стоял немым укором за свершённое поляками преступление. Потом один угол его приспособили под сушильню фруктов. Фото из архива И. Титковского

«Кур’ер» публикует отрывки из воспоминаний Василия Алексеевича Игнатьева (1887-1971), который в 1916-1923 годах жил и работал в Слуцке. Это настоящий экскурс в историю, который состоялся благодаря сайту «Наследие Слуцкого края», где можно прочитать все части воспоминаний о Случчине.

События дальше развивались против польских оккупантов: началось наступление против них. Они заметно нервничали. Началось отступление польского войска. Оно длилось несколько дней. В конце его город был отдан на три дня на грабёж польскому воинству.

Это были три ужасных дня произвола — грабежей и насилий (12–14 июля 1920 г. — Прим. редакции). Страшен и противен человек, когда с него снимут или он сам с себя снимет узду моральных и бытовых запрещений и ограничений и когда он сам себе скажет или ему скажут: ты теперь зверь и поэтому можешь действовать в соответствии со своей зверской натурой. И они действовали: грабили, насильничали. По городу разносился крик еврейских детей, которые старались защитить свои дома: «Пожар, пожар!» — кричали они, но «они» знали, что им всё позволено, и творили своё грязное дело. Защищаться было бесполезно: в их руках оружие.

К нам в квартиру пришли двое. Мы сказали, что мы учителя, в надежде, что это, может быть, что-нибудь им о чём-нибудь скажет. Нет, они принялись с каким-то тупым упорством везде шарить, выбрасывать, рвать. Нашли ридикюль с николаевскими 25-рублёвками, разорвали его и стали расхватывать деньги, как зверь рвёт свою добычу. Звери, звери!!! Ушли, а нам говорили потом соседи, что у нас ещё были люди с «совестью».

Перед уходом из города, на рассвете одного дня, зажгли мосты, сожгли коммерческое училище: нанесли в него соломы, облили керосином и не давали тушить пожар, так что от него остались только одни стены.

«Даёшь Аршаву!»

По пятам отступающих вошли наши (15 июля 1920 г. — Прим. редакции). Вместо ушедших, хорошо одетых и вскормленных американцами, вошли плохо одетые, почти босые наши спасители. Какая трагедия жизни!

Наступление шло под лозунгом: «Даёшь Аршаву!». Через город шли и шли войска. Проходила артиллерия. В городе установилась прежняя власть. В городском саду опять проходили собрания. И опять пролилась кровь мести, но с другой стороны, и об этом было объявлено по городу.

Однажды утром по городу стала распространяться тревога: под Варшавой наши войска потерпели поражение, и волна наступления двигается к нам. Отступающие части стали проходить через город и рассказывали, что видели уже трубы домов в Варшаве… и вот разбиты. Тут только спохватились: так торопились к «Аршаве», что целые полки польских войск оставили у себя в тылу.

Лицо войны

Три дня бой шёл в самом городе. Восьмидюймовые орудия были поставлены в черте монастыря и вдоль главной улицы города. Снаряды со стороны наших войск ложились на город. Мы спасались в каменном здании больницы. Канонада временами затихала, и население выходило на улицу, чтобы разузнать, как идут дела в городе. Тут обнаруживали, что в такой-то дом попал снаряд и убита вся семья, там убило того-то, а там несколько человек. Стало очевидным лицо войны.

Рижский договор (мирный договор между РСФСР и Польшей, завершивший советско-польскую войну, подписан 18 марта 1921 г. — Прим. редакции) был заключён, когда наши войска стояли на расстоянии 13-ти километров от Слуцка в сторону Бобруйска. Граница была установлена по линии расположения немецких войск под Барановичами. В Слуцк возвратились представители советской власти.

В промежуток времени между наступлением на Варшаву и отступлением после поражения под ней мы, учителя теперь уже бывшего коммерческого училища, хоронили учителя химии Владимира Степановича Щербовича-Вечера. Совсем молодой парень, 24–25 лет, был сражён туберкулёзом. Как видно, он ещё на войне глотнул немецкого химического газа, а затем кое-что добавил к этому на уроках химии, а главным образом — ухаживал за своей туберкулёзной сестрой и заразился.

Мы навещали его в деревне, когда он уже сильно ослабел. Он просил: «Спасите, спасите, отправьте в Крым», но об этом не могло быть и речи, потому что кругом кипела война. Привезли его в больницу, но только для того, чтобы как-нибудь смягчить его смертные часы. Однажды рано утром к нам постучала в окно его мать и сказала: «Володя умер!». Какая это была трагедия для семьи: учили деревенского мальчика, вывели в люди и вот… похоронить! Был он к тому же на редкость умным, талантливым и сердечным человеком.

Проводили мы его в последний путь по тому шляху, по которому через несколько времени поляки наступали на город (Слуцк вновь находился под польской оккупацией в октябре-декабре 1920 г. — Прим. редакции).

Ранее: